Я сижу на скамеечке, небритый, в тёмных очках, и мне кажется, что я умираю. Я не понимаю, где заканчивается скамейка и начинаюсь я. Каналы, домики, мамашки, деревья, дышат, пульсируют, сплетаются в невероятные узоры и растекаются ручейками акварельных красок. ЛСД оказалось крепким — кажется, что распадается моё сознание, а раз так — значит, распадаюсь и я! Чудовищно неприлично умирать здесь — в одном из самых приспособленных для жизни мест на этой планете. Как же так? Я только приехал! Еще целых шесть дней отпуска!..
Редко мне бывало так уютно, как посреди тёмной ночи на самой окраине города Чебоксары. Горели леса, ветер вкусно пах дымом, красный усталый глаз луны угрюмо выглядывал из-за тёмных (экономили электричество) многоэтажек. Я сижу на скамеечке, на детской площадке. Осыпается песок в песочнице, волк с зайцем застыли в смертельной схватке, скрипло стонет ржавая качель. Затягиваюсь сигаретой и мне кажется, что если я прямо сейчас вот умру — ну и хуй с ним. Обстановка располагает. И так уютно мне от этой мысли сделалось, что я запалил еще одну сигарету — а че, тут можно.
Опять, значит, это глумление над родными березками, брезгливо скажет разборчивый читатель. Снова эта страшно оригинальная мысль: там хорошо жить, а у нас, мол — хорошо только умирать. Может, ты, Яша, по другому запел бы, если б и здесь сожрал марку ЛСД. Вряд ли тебе было б так же уютно, если ты не просто размышлял бы о смерти, а активно распадался, как это было в Амстердаме. У нас умирать тоже страшно обидно, между прочим!
Действительно, подумал я. Читатель прав — эксперимент неточен. Потянулся я в карман за маркой, но ЛСД у меня там не оказалось. Зато оказался пузырёк беленькой. Хлебнул я из него и сделалось мне еще уютнее. Кому нужна эта наркота, думал я, если есть в кармане пачка? Хлебнул я еще раз из пузырька, и еще раз...
Редко когда мне бывало так хуево, как посреди дымной ночи, стоя на четвереньках перед урной на детской площадке, на самой окраине города Чебоксары. Мне кажется, что я умираю. Надо сказать, пивец из меня никакущий, да и больше двух сигарет за раз, мне не выкурить — сразу тошнит. Я свирепо рычу на урну, кажется что меня сейчас вывернет наизнанку, как старый свитер.
И тут я понял: дело не Чебоксарах, и не в Амстердаме, и не в виде отравы... Все это не имеет никакого значения. Дело только во мне. Где бы я не был, чего б не жрал вовнутрь — я всегда могу твёрдо рассчитывать на свои способности капитально убиться. Говорят: увидеть Париж и умереть — видали, умирали.
Собственно говоря — и ехать никуда не нужно. Вот сижу сейчас дома... короче, пойду-ка посмотрю что у меня там завалялось, в аптечке.
Journal information