- Пойдём ко мне. Родителей нет дома.
Заходим в квартиру.
Значит, чем наполнены иммигрантские квартиры в южном Бруклине? Правильно, именно. Но зато все это говно хрустально сверкает, блестит: гжель, сони-экран — во! диван от версаче, сервант, сервиз, пылесос. А тут вроде все как у людей, но мышино-серого цвета. Темно, тускло — свет не проникает сквозь грязнющие окна. Пылесос — нет, не слышали.
Бывает становится грязновато уже после того, как жильцы выселяются. Припять, Помпеи. А бывает наоборот — оттого что живут и живут. Горы грязной посуды указывают приблизительное местоположение кухни, горы грязной одежды — спальни. Коробки пиццы загораживают сони экран во; оттуда дополнительно несёт русским телевидением.
Даже меня впечатлило. Хотя я был вполне привыкший к нерегулярным уборкам — как любой двадцатилетний парень, живущий в одной хате с другим двадцатилетним парнем. Но до этой квартиры нам было еще расти и расти.
Смотрю на неё. Удивительно — как это она умудряется так вымыто выглядеть: сияющие рыжие волосы, белая кожа, чистые трусы.
- ...О чем ты сейчас думаешь, пупсик?
- О том, какая ты красивая.
Краснеет.
- Правда?
- А о чем мне еще думать-то?
- Может ты хочешь спросить меня почему тут так грязно?
Осматриваюсь.
- А что, здесь — грязно?
Она обнимает меня, мы заваливаемся на диван; тараканы в панике разбегаются от нас, как круги по воде. Пыль в воздухе искрит всеми цветами Первого канала экрана сони во.
Лежим, курим.
- Слушай, - говорю, - а где ты тут своё нижнее белье держишь? В смысле, как умудряешься, чтобы трусы чистыми оставались? То есть, что у тебя здесь, несгораемый шкаф где-то спрятан или...
Вдруг — скрежет ключей в двери.
Мы вскакиваем с дивана, застываем в непринужденных позах музейных посетителей. Входят её родители — опрятные, причесанные; мама — в шарфике, папа в очках. Подходят ко мне, принюхиваются подозрительно.
- Молодой человек...
Шмыгаю носом, приглаживаю волосы.
- ...Очень приятно, Яша...
- ...у вас ширинка расстегнута.
- Мама!..
- Что? Что — мама?
- Перестань, а?
- ...моя дочь... с неряхой!..
- Заткнись!
- Не смей повышать на мать голос!
- Не-на-ви-жу! Ненавижу вас!
- ...ни стыда ни совести...
- ...«К барьеру!» с Владимиром Соловьевым....
- ...в дом кого попало...
- ...тварь!..
Я выскользнул в подъезд. Не успел даже завязать шнурки, как заскрипели петли и в проём высунулась растрёпанная рыжая голова.
- В следующий раз, - говорит, - к тебе пойдём. Я вообще-то стесняюсь сюда звать — родаки живут как свиньи...
- А меня не постеснялась-то?
- Я ведь была у тебя дома раньше...
Целует меня на прощанье.
- Подожди! - кричу я ей вслед, - так откуда у тебя такие трусы чистые? Такие сияющие, рыжие волосы? Шелковистая кожа?.. Добрые бёдра?.. Огромные глаза?..
Ответом мне были только ругань, приглушенная закрытой дверью и запахи, совсем ею не приглушенные. Вдруг дверь широко открывается:
- Вот, кстати, мусор вынеси.
И закрывается снова.
Journal information